Начинающий актёр Евгений Евстигнеев играл стражника в спектакле «Овод». Роль была без слов, он выводил Овода на расстрел и после команды «Пли!» стрелял. Одновременно с этим за кулисами раздавался хлопок шумового пистолета… И вот один раз с пистолетом возникла заминка, и актёров попросили потянуть время.
Они вступили в импровизированный диалог, что-то там говорили, а из кулис шептали: «Сейчас-сейчас, уже заряжают…» Евстигнеев решил сымитировать последнюю проверку пистолета, развернул его к себе и заглянул в дуло. В этот момент за кулисами грохнул выстрел! «Стражник» от неожиданности шарахнулся, потерял равновесие и упал на Овода. В попытках удержаться Овод зацепил задник с нарисованной тюрьмой и вместе с ним рухнул на других актёров… Зрители решили, что это кульминация сцены — тюрьма разрушена! — и начали хлопать. Евстигнеев выбрался из-под декораций, неизвестно кому скомандовал «Поднять тюрьму!», и дали занавес.Особенностью актёра было то, что он часто оговаривался или забывал слова роли и заменял их импровизацией. Галина Волчек вспоминала эпизод, когда в «Современник» на спектакль «На дне» приехал польский режиссёр Анджей Вайда. Евгений Евстигнеев играл Сатина, монолог которого ему никак не давался. Вот и на спектакле актёр вышел на сцену, произнёс: «Человек… О! Человек — это я… ты…» — нахмурился и замолчал. Потом тихо сообщил последнюю фразу монолога: «Человек — это звучит гордо!» — затянулся папиросой, плюнул на сцену и ушёл. Волчек была в ужасе, Вайда — в восторге от авторского прочтения.
В конце 60-х в «Современнике» вышел спектакль «Большевики». Худрук Олег Ефремов очень волновался за эту пьесу — заключительную часть трилогии, выпущенной к юбилею Октябрьской революции. У Евстигнеева была серьезная роль наркома Луначарского, которую он чуть было не превратил в комедийную своими фирменными оговорками. В одной из сцен после покушения на Ленина Луначарский приказал поставить часовых у входа «в цирк» вместо «в ЦИК». Зал и другие актёры захохотали, а Евстигнеев прижал к глазам платок и якобы зарыдал от переживаний.
Актёр сам был смешливым человеком, что иногда мешало работе, как, например, в знаменитой сцене с Роланом Быковым из фильма «По семейным обстоятельствам». Её снимали очень долго, потому что при первых же словах про «фефочку» Евстигнеев сползал на пол от хохота.
На другом показе тех же «Большевиков» случилась вообще катастрофа. Луначарский должен был выйти из комнаты где лежал раненый Ленин со словами: «У Ленина лоб жёлтый, восковой», но Евстигнеев снова «украсил» сцену. Его нарком вышел и тревожно сообщил: «У Ленина жоп жёлтый…» — и тут грохнул весь театр! «Комиссары» уползли за кулисы, спектакль остановили… Потом Евстигнеев получил нагоняй от Ефремова, но театр обошёлся без последствий.
За талантливую игру актёру прощали многое, а о его мастерстве можно судить по байке, которая ходила в «Современнике». Однажды актёры театра заспорили о системе Станиславского и решили сыграть самый достоверный этюд на оценку факта. Придумали ситуацию: человек ждёт свою очередь у кабинки общественного туалета, но оттуда никто не выходит так долго, что он взламывает дверь и… видит там повешенного. В роли кабинки был шкаф, «труп» скрутили из вещей. Один актёр сыграл ужас, второй трусливо сбежал, но оба это сделали прекрасно. Решили позвать третьего, который не видел предыдущих этюдов. Пригласили Евстигнеева, объяснили, что надо делать. Евстигнеев долго мучился у двери, потом распахнул её, отодвинул «труп» и с криком облегчения приступил к тому, ради чего рвался в кабинку. Победа однозначно была за ним.
В спектакле «Продолжение легенды» Евгений Евстигнеев играл большевика Батю, а Олег Табаков — молодого романтика Петю, приехавшего на стройку в Сибирь. При знакомстве они должны были обменяться рукопожатием. Отношения у актёров были прекрасные, поэтому Табаков решил разыграть коллегу. Перед выходом на сцену он набрал в ладонь горсть вазелина и крепко пожал пролетарскую руку большевика. Евстигнеев и глазом не моргнул, только поднял навазелиненную руку и как бы в порыве чувств начал гладить юного строителя коммунизма по голове и отечески похлопывать по щекам…
В одном из спектаклей герой Евгения Евстигнеева выходил на сцену и хвастался новыми сапогами, а все вокруг восхищались обновкой. Всё тот же любитель розыгрышей Олег Табаков перед выходом Евстигнеева эти сапоги куда-нибудь переставлял и с интересом наблюдал, как коллега мечется в поисках. В конце концов Евстигнеев начал их запирать в гримёрке, но Табакова это не остановило. Он добыл ключ и заменил модную обувь на сапоги волшебника из детского спектакля — синие и в нарядных блёстках. До выхода остаётся буквально минута, Евстигнеев заходит в гримёрку и… делать нечего — обувается и бежит на сцену в строгом костюме и сказочных сапогах. Актёры едва не сорвали сцену, когда увидели эту картину, а Табаков ещё и добавил: «Волшебные, волшебные сапоги, голубчик!»
Актёр всегда очень внимательно относился к деталям, подмечая то, что другие бы даже не заметили. В фильме «Мы из джаза» у Евгения Евстигнеева была крошечная роль авторитетного вора, но актёр потребовал сшить для его героя костюм. Художник по костюмам пожаловалась режиссёру, мол, народный артист, всё понимаю, но роль на пару минут, а он отказывается от богатейшего ассортимента костюмерной и придётся делать лишнюю работу… Режиссёр сказал: «Раз говорит шить — надо шить!», а потом пошёл к актёру узнать причину такой принципиальности. «Авторитет, который держит всю Одессу, не будет надевать ширпотреб! У него должен быть только индпошив! Мне, вору в законе, предлагают одеваться в общей костюмерной?» — строго спросил Евстигнеев.
Свежие комментарии